Дневник, 2005 год [январь-сентябрь] - Сергей Есин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гостиница тоже не такая роскошная, как прошлый раз, но очень удобная, цивилизованная. У меня почти двухкомнатный, с глубоким альковом, номер, тут же ванная комната со встроенной в нее душевой кабиной, очень удобно. В номере миниатюрный прибор, питаемый горячей и холодной водой. Вода поступает из специального резервуара, наподобие тех пластмассовых бутылей с питьевой водой, которые продаются у нас. Зря я тащил свой кипятильник!
К пяти поехали в Авторское общество. Тот же зал, та же выставка по стенам из книг, тот же шкаф с переведенными и ждущими своего перевода книгами. Опять трое от руководства обществом и уже не четверо, как прошлый раз, а трое нас. Лица знакомые, я переписал имена, которые на карточках стояли перед каждым. Еще раньше я понял, что китайцы сейчас переводят только политическую, детективную и в лучшем случае познавательную литературу. У Лены были узкофункциональные интересы — договора, которые она привезла. Здесь — Горбачев, Жорес Медведев, Лужков, который отдает свою книжку без гонорара… А чего мне терять? Несколько подзаведенный Парижской выставкой, я стал гнуть свою линию. Скорее даже потому, что иначе висело бы молчание. Начал с вопроса: почему современную китайскую литературу почти не переводят в Москве, почему она значительно менее известна, чем, скажем, японская? Разговор не был особенно долгим, у меня, собственно, уже появился ответ на эту мысль. Он "стоял" у меня за спиной, на стенде: Людмила Улицкая, Марк Харитонов, Михаил Шишкин со своим "Взятием Измаила" — три книжки русских писателей, вышедшие ничтожным для Китая тиражом по 7 тысяч экземпляров и до сих пор не распроданные. Но на что тогда ориентировались издатели? Только на звание букеровского лауреата? Или опять на какие-то советы из Москвы? С другой стороны, книги молодых китайских писателей выходят тиражами до миллиона экземпляров и раскупаются! А разве мы видим эти книги, разве они у нас переводятся? Все это отдано на откуп или организациям, где в "советчиках" старое руководство, или прежним переводчикам, которые не хотят видеть непривычное. А что, например, могли бы китайцам посоветовать перевести В.Н.Ганичев или Ф.Ф.Кузнецов? Да они и не читают ничего. Всю ответственность за это положение надо возлагать на оба, китайское и наше, посольства, на руководство культурой в обеих странах. Но, с другой стороны, я отчетливо представляю, что и в Пекине, и в Москве могло бы работать по самостоятельному и окупающемуся издательству, если только они будут руководствоваться не вкусами дедушек и бабушек.
Говорил с Хуанбо о книге Мальгина, он о ней уже слышал. Кажется, скоро Андрюшу можно будет поздравить с успехом в Китае. Хотел позвонить ему прямо из Пекина, но телефон у меня не берет!
Вечером — в ресторане с сианьской кухней. Всего в китайской кухне восемь направлений. Это одно из них. У меня все-таки сложилось впечатление, что в этом ресторане я был в прошлом году, и именно здесь, в кабинете возле круглого стола, выгибалась танцовщица и работал акробат. Вечер прошел хорошо, я отчего-то не нервничал. Продолжили немножко разговор о литературе, вернее, я узнал, что уже есть предварительное решение жюри премии на лучшую зарубежную книгу: ее получит Улицкая за своего "Сашку". Я-то ведь не против! Но в чем здесь дело: давление переводчиков, каждый из которых хочет победу своей книжки? Влияние Европы: хотим быть европейцами, а там это модно? Влияние московского начальства на пекинское, что при наличии имеющегося начальства похоже? Возможно, какие-то иные векторы играют здесь роль.
В основном, шли куртуазно-застольные разговоры, пили водку высшего китайского качества, похожую на "Маотай", но, кажется, дороже, и вино. Но какая еда! Я, правда в интерпретации Хуанбо, записал меню:
1. Утка, вернее лишь жареная кожица от утки, кусочки которой, предварительно смазанные соусом, кладутся на блинчик из рисовой муки вместе с долькой огурца и стебельком зеленого лука и заворачивается в пирожок!
2. Мелко наструганные, в соусе, корни какого-то растения, похожего и на редьку, и на морковку.
3. Куриное мясо с диким чесноком.
4. Говядина, нарезанная тонкими, как сыр, ломтиками.
5. На большой чугунной сковородке горячее блюдо из мелко нарубленного рубца или кишок и массы мелкого горького стручкового перца в соусе. В сковородке, чтобы она не остывала — это придает и пикантность, — мелкие раскаленные камешки.
6. Салат с капустой, редькой и травой.
7. Соевый творог, вкуса баклажанов, с петрушкой и каким-то соусом.
8. Лесные грибы в соусе с вареной курицей, которая не похожа на курицу.
9. Морковь с кожицей утиных ножек. (В русской интерпретации я от этого блюда содрогнулся!)
10. Салат из фруктов в майонезе.
11. Какое-то зеленое вареное растение, похожее на шпинат.
12. Суп с плодами лотоса и каким-то мясом, то ли куриным, то ли говяжьим.
13. Блюдо с рыбой, живущей в верхнем течении реки Янцзы; вся засыпанная зеленью, она очень вкусна.
14. Баранина, тушеная в кожуре мандарина. Мандаринка с мясом!
15. Свежая семга, нарезанная ломтиками, на блюде со льдом.
16. Уйгурская дыня, внутри которой из ее же искромсанной мякоти был приготовлен холодный шербет. Неплохо.
17. Тоненькие блинчики с медом или патокой.
18. Фрукты: резаные дольками бананы, яблоко и немножко арбуза!
Ура! Наконец-то, после всего этого мы поехали в гостиницу.
Мне кажется, так любить свою кухню может лишь нация, религия которой не обещает загробной жизни…
В девять часов вечера у меня были Вэн Чже Сянь — Нина — из издательства "Народная литература" и Лю Сянь Пин — Саша — завотдела из Союза писателей. Саша переводчик "Имитатора", а Нина — редактор. Сидели около часа, Нина была с ребенком, четырехлетней девочкой, прелестной как херувим. Обменялись подарками, Саша преподнес мне в коробочке дивную свинку из бронзы на хрустальном постаменте, где выбиты, по 12-летним периодам восточного календаря, годы рождения людей, которым это животное покровительствует. Естественно, есть и мой, 1935-й. Годам сопутствует какая-то надпись иероглифами. Саша мне перевел, это панегирик свинье: "она бескорыстна, она реалистка, смела, вдумчива, остроумна, охотно помогает другим, признает свои промахи, всегда прощает ошибки, совершенные другими, искренне относится к окружающим. На нее можно положиться, даже так: чрезмерно надежна. Ей же следует выбирать в друзья только тех, кто ее хорошо понимает".
Довольно долго сидели, разбирая текст романа, у Саши в особой тетради до девяноста "трудных мест", которые требовали уточнений. Многое из лексики он не мог найти в словарях. Поначалу, увидев длинный список его "преткновений", я опрометчиво предположил, что он отнесся к переводу поверхностно. Он знает и любит русский язык, но текст по культурным и языковым реалиям действительно неимоверно затруднен. Сейчас бы я подобным образом не написал, не смог. Саша сказал, что он только что сдал переведенную им книгу Довлатова, "Имитатор" как объект для перевода намного труднее. Роман может выйти с предисловием Левы Аннинского.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});